Заболоцкий, Н. А. Столбцы и поэмы ; Стихотворения / Н.А. Заболоцкий. – Москва : Художественная литература, 1989. – 352 с. – (Классики и современники).
Обычно, говоря о Заболоцком, цитируют его стих про то, что нельзя позволять душе лениться и что "душа обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь". Но ведь это дидактическое стихотворение далеко не самое сильное у Заболоцкого. Его ранние "Столбцы" – это просто поэтическое пиршество, беспредельная смелость, когда поэт легким дуновением раздвигает границы традиций.
И в этой, красной от натуги, Пещере всех метаморфоз Младенец-хлеб приподнял руки И слово стройно произнес. ("Пекарня") |
В его стихах вещи, звери, камни говорят человеческим языком. У Заболоцкого все они, включая человека, – часть единого взаимосвязанного мира, где нельзя сказать, кто или что в нем важнее, там нет иерархий. Эта натурфилософия как нельзя лучше соответствует поэтическому мышлению, если считать, что поэзия вдохновлена самой жизнью во всех ее проявлениях. Недаром Заболоцкий увлекался трудами Вернадского и Циолковского. И даже когда природа, на первый взгляд, жестока и равнодушна, в этой поэт видит некий высокий смысл, неподвластный уму и поэтому не оспариваемый.
Лодейников прислушался. Над садом Шел смутный шорох тысячи смертей. Природа, обернувшаяся адом, Свои дела вершила без затей. Жук ел траву, жука клевала птица, Хорек пил мозг из птичьей головы, И страхом перекошенные лица Ночных существ смотрели из травы. Природы вековечная давильня Соединяла смерть и бытие В один клубок, но мысль была бессильна Соединить два таинства ее. ("Лодейников") |
Практически любое из ранних стихотворений – это открытие мира или его части, даже если речь идет о банальной рыбной лавке или о свадьбе. Простые предметы и события, преломленные поэтическим мышлением, становятся бесконечными, открывают портал в космос. И вот такого космического поэта в 1938 году обвинили в антисоветской пропаганде. Пытали в тюрьме.
"Первые дни меня не били, стараясь разложить морально и физически. Мне не давали пищи. Не разрешали спать. Следователи сменяли друг друга, я же неподвижно сидел на стуле перед следовательским столом – сутки за сутками. За стеной, в соседнем кабинете, по временам слышались чьи-то неистовые вопли. Ноги мои стали отекать, и на третьи сутки мне пришлось разорвать ботинки, так как я не мог переносить боли в стопах. Сознание стало затуманиваться, и я все силы напрягал для того, чтобы отвечать разумно и не допустить какой-либо несправедливости в отношении тех людей, о которых меня спрашивал..."
До 1943 года он содержался в лагерях ГУЛАГа, потом жил в ссылке, в Москву вернулся в 1946 году. Вернулся другим человеком. Стихи не стали хуже, но они тоже стали другими ("Где-то в поле возле Магадана"). В каком-то смысле они стали даже совершеннее – безупречны ритмически, с безупречной рифмой. Но в этот период его юношеская натурфилософия уходит в фон, лишь иногда всплывая на переднем плане:
Но для бездн, где летят метеоры, Ни большого, ни малого нет, И равно беспредельный просторы Для микробов, людей и планет. ("Сквозь волшебный прибор Левенгука") |
Наверное, его стихи после Гулага – это долгий осмысленный спуск с поэтической вершины, на которую он взлетел в юности. Впрочем, его послевоенный массив стихотворений можно рассматривать и как особый путь к другим вершинам, ведь поэт даже не утратил качеств пророка ("Противостояние Марса").
Заболоцкий – крупнейший и оригинальнейший поэт ХХ века, при этом неимоверно глубокий (один зарубежный исследователь посвятил целую монографию одному стихотворению "Офорт", в котором два десятка строк). Когда его не печатали, он занимался переводами. Известно его поэтическое изложение "Слова о полку Игореве".
Музыканты писали песни на стихи Заболоцкого, но повезло, пожалуй, только тем стихам, которых коснулись профессиональные композиторы – Кирилл Молчанов ("Иволга", из фильма "Доживем до понедельника") и Андрей Петров ("Облетают последние маки")
Заболоцкий – целый мир, который достоин исследования. Хотя бы для этого "не позволяй душе лениться".
Сергей ГОГИН
- 19 просмотров
Добавить комментарий