Межелайтис Эдуарадас. Лирика /Э. Межелайтис. - М.: Советский писатель, 1991.

Давно дожидалась своей очереди книжка стихов Эдуардаса Межелайтиса (1919 – 1997) и дождалась. Этот сборник 1991 года так и называется – "Лирика".

Когда мы читаем стихи иноязычного автора, пишущего не по-русски, то их надо оценивать не отдельно, сами по себе, а в совокупности с мастерством переводчика. Один переводчик может стих "приподнять" и поставить его на пьедестал, сделать его весомым и вместе с тем прозрачным для восприятия, а другой перевод оставит ощущение, будто поэт неопрятен, банален, даже смешон. Пожалуй, в этой книге есть и те, и другие случаи.

Одним стихам Межелайтиса повезло, их переводили П. Карп, Л. Миль, Л. Шерешевский, Б. Окуджава. Когда читаешь эти переводы, то становится ясно, что поэт обладает талантом экспрессиониста по форме и гуманиста по содержанию. Он в своем творчества рассматривает бытие как неразрывную связь человека и космоса, человека и природы, человека и исторического процесса, человека и мифа. В этих лучших стихах "чуточный клочок" земли срывается на землю и становится обычным васильком, но при этом василек – это часть необозримого неба. Так поэт говорит нам о единстве всего сущего, а также о единстве мира и воспринимающего его человека. Вот этот поэтический и философский холизм и отличает лучшие стихи (и лучшие переводы) Межелайтиса.

Отсюда гуманизм поэта, но вот, в частности, его антивоенный пафос, к сожалению, сам по себе оказывается слишком "пафосным", чтобы воспринимать его как поэтический прием, скорее, это вещь чисто мировоззренческая и отчасти "советская": тогда мы все боролись за мир на огранизованных специально для этого собраниях, мы посылали открытки Маргарет Тэтчер с протестом против ракет "Трайдент". С одной стороны это было искренне, а с другой – наивно. Вот таким искренней наивностью отдают стихи Межелайтиса, протестующего против атомной угрозы во времена, когда ее актуальность отошла на третий план (правда, сейчас она снова возвращается – теперь, когда ведущий государственного российского телевидения грозится превратить Америку в радиоактивный пепел).

Но особенность этой книги в том, что она вышла в 1991 году. Это было время перелома, время распада СССР. Из стихов видно, что Межелайтис нового времени не понял и не принял, и самое большой цикл стихотворений из этой книги, который можно называть поэмой, – "Асимметрия", откровенно разочаровывает. Поэма тяжеловесна, схематична. Это праздное брюзжание старого человека по поводу того, что он не может изменить. Так сегодня брюзжат старики и национал-патриоты: "Развалили Союз, разворовали..." Текст (и перевод) настолько беспомощен, что выбивается из всей книги. Чья вина здесь больше – самого ли поэта или переводчика, который не справился с текстом оригинала?

После этой перекошенный натужным пафосом и вымученной метафорой "Асимметрии" как глоток чистого воздуха читается заключительное стихотворение сборника в переводе Булата Окуджавы, которое не читается даже, а поется внутренним голосом (может быть, кто-нибудь напишет романс). Оно посвящено нашей планете, а написано так, как будто оно посвящено женщине:

Сергей Гогин