Айтматов Ч. Буранный полустанок (И дольше века длится день) : роман / [послесл. Н. Потапова]. – Москва : Молодая гвардия, 1981. – 303 с.

Книга оставляет сложное впечатление. Допускаю, что для своего времени (начало 1980-х в СССР, разгар застоя, тухлое время) этот роман был прорывом, потому что там открытым текстом говорится о безосновательных репрессиях против хорошего, чистого человека Абуталипа Куттыбаева, героя югославского сопротивления, о том, что несправедливость имела место в "самом справедливом обществе", о том, что в нем были доносчики. Тема репрессий затронута очень робко, но по тем временам это наверняка была "бомба". Поскольку Айтматов был представителем социалистического реализма, рядом с темой репрессий тут же возникает реверанс в пользу компартии - мол, партия не ошибается, а были отдельные перегибы. Сейчас все это кажется до невозможности наивным, ибо порожденная этой партией номенклатура и была приводным ремнем и исполнителем репрессий. Пройдет немного лет, и выйдет на экраны "Покаяние", появятся в печати и Солженицын, и Шаламов, и Лидия Гинзбург, и Лев Разгон, и это - потрясающая лагерная проза. Но Айтматов в каком-то смысле был одним из первых, поскольку "приоткрыл" эту тему, намекнул, обозначил, хоть и по-детски заслонился от нее "непогрешимой" партией, которая выслушает, поймет, разберется, наведет порядок, ибо партия не ошибается.

Столь же наивным показался и фантастическая линия, связанная с контактом с другой цивилизацией, представители которой похожи на людей и умеют путешествовать "со скоростью света" (лучше бы он придумал какой-нибудь "туннельный переход", было бы правдоподобнее). Я сначала недоумевал, зачем вообще нужна эта линия со станцией "Паритет" и контактом. Она по объему совсем невелика, какая-то пунктирная и ее вполне можно было бы изъять без особого ущерба, остался бы рассказ о суровой жизни и несчастной любви Буранного Едигея. Но неожиданное развитие этого сюжета поразительно: две державы, посовещавшись, отказываются от возможного контакта с цивилизацией, у которой люди могли бы многому научиться! Двум паритет-космонавтам запрещено возвращаться на Землю! Тем самым Айтматов говорит, что люди не готовы контактировать с развитой цивилизацией, пока не справились с внутренними конфликтами. Люди строят спутниковый щит вокруг Земли, который защитит их от внешнего вторжения. Это - капитуляция, планетарный комплекс неполноценности, но и - реальная оценка состояния человечества, раздираемого противоречиями. Сегодня это похоже на то, как одна большая страна пытается добровольно отгородиться от остального цивилизованного мира, и в этом смысле роман Айтматова приобретает неожиданное звучание. В конце романа автор "столкнул" космическую тему с эпизодом, когда Едигей и другие приехали хоронить Казангапа на кладбище Ана-Бейит, но не смогли этого сделать - территория обнесена колючей проволокой, старинное и почетное кладбище предназначено под снос. Здесь - конфликт новизны и традиции, прогресса и устоев, отцов и детей: технологии наступают и теснят традиционный уклад куда-то на обочину жизни, но упорный Едигей сопротивляется до последнего, ищет справедливости.

Главное, что запомнится, - это персонажи: Буранный Едигей, его друг Казангап, Абуталип и Зарипа и, конечно, верблюд Каранар, которого в самом деле можно считать полноценным героем, во всяком случае, сцены "загула" Каранара, отдавшегося зову природы, в романе одни из самых ярких. Запомнится ощущение от бескрайней и суровой казахской степи, описание более чем спартанской жизни на полустанке Боранлы-Буранный. Очень поэтична глава, где пересказана легенда о старом Абдильхане, влюбившемся в юную Бегимай. Не забудем, что Айтматову мы обязаны появлением понятия "манкурта" - раба, лишенного памяти предков, лишенного корней и превратившегося в "универсального солдата" и бессловесного работника.

Но вот как совместить все это - его талант рассказчика - с тем, что Айтматов был первым в списке советских писателей, подписавших коллективное письмо в "Правде" (1973 год) против Солженицына и Сахарова в связи с их «антисоветскими действиями и выступлениями"? Вряд ли кто-то ему приставил дуло к виску, скорее всего, ему приходилось выбирать: или подписать, или перестать печататься. Было ли это для него моральной дилеммой, компромиссом, или соответствовало его убеждениям? Компромисс компромиссом, но такие вещи влияют на отношение к писателю.

Сергей ГОГИН